[Koidzumi Risa]

Название: Любовь и Долг.
Автор: Koidzumi Risa
Бета:  umi~kuraki
Статус: в процессе
Персонажи: Каменаши Казуя, Уэда Татсуя
Жанр: романс, слэш
Рейтинг: R
Примечание: AU, возможен OCC

Пролог

Пролог.
Ночь. Большая южная луна почти вся была застлана низкими, черными облаками. Для Длинного дома школы Юудай, окруженной высоким частоколом, уже пару часов как скомандовали «отбой». Только часовые несли вахту, а страж на башне только-только прокричал полночь. Ученики - мальчишки от восьми до восемнадцати - мирно спали в своих комнатах, дом был наполнен тихим сопением и свистом. Не спали в ночную пору, кажется, только несколько человек, сидящих у костра пред входом в дом. Это сенсеи, негромко смеясь, переговаривались и играли в го. Но все же был еще один человек, который не спал этой ночью. В третьей справа комнате (если идти по коридору, как каждое утро ходил надзиратель) на узком футоне лежал юноша. Глаза его были открыты. Он глядел в потолок, тонувший в непроглядном мраке, и в сотый раз повторял свой план. Тот был короток и прост, но от того не менее рискован. Закончив, мальчик повернул голову направо и взглянул на своего соседа по комнате, Тошио: вдруг тот проснулся. Но нет, все так же, как всегда. Осталось совсем немного подождать.
Юноша решительно сжал кулаки, подавляя в душе страх. Он готов вернуть себе свое настоящее имя. А в школе Юудай всем давали новые имена. Его звали Мамору, что значит «защитник». Но мальчик не забыл, что на самом деле он - Каменаши Казуя. И сегодня ночью Каменаши сбежит, чтобы вновь стать собой. Последний год он только и делал, что планировал побег, все должно было пройти быстро, тихо и как можно более незаметно. Если Каменаши поймают, то высекут до крови и будут в будущем очень-очень внимательно за ним приглядывать, и больше никогда у него не будет возможности покинуть школу. А если он все же попытается и вновь попадется, то… Казуе даже подумать было страшно, что с ним тогда сделают. Юудай не терпит своеволия, здесь учат подчиняться приказам.
Казуя, посчитав, что уже прошло достаточно времени, поднялся с футона. Он встал на колени рядом с небольшим плетеным сундуком и вынул из него сверток с двумя самодельными лямками - вещи были собраны давно. Затем Казуя вытащил два тонких покрывала и, скомкав их, сунул под одеяло, на случай, если Тоши проснется.
Комната была такая маленькая, что поднявшись и сделав несколько шагов, Казуя оказался у двери. Он собирался выйти, как в последний момент все же обернулся.
- Тоши… - Каменаши на секунду закрыл глаза. Их привезли сюда из разных деревень с разницей всего в несколько недель. Они были совсем детьми, и сейчас Казу казалось, что лучший друг был с ним всегда. Сначала сосед по комнате, потом близкий друг, а пару лет назад и… любовник. Лет в четырнадцать Каменаши понял, что не мечтает о женщинах. И знатные дамы, приезжавшие нанять охранников или попросту убийц, и простые женщины, случалось, бывали в форте, но их вид оставлял его равнодушным. Ему нравились яркие кимоно и сложные прически богачек, крестьянки не могли похвастаться и этим. Зато смотрели они все и всегда одинаково - оценивающе. Оценивающе с примесью то ли жалости, то ли презрения, и в какой-то момент Каменаши начал бояться, что рано или поздно он и сам станет смотреть на себя так, относиться к себе так же, словно он больше не человек.
Казу не знал, как ему избежать этого, и потому вовсе перестал поднимать глаза на женщин.
А в пятнадцать он впервые поцеловал Тоши. У друга были мягкие, податливые губы, и очень темные, серьезные глаза. Казу тогда лишь на секунду приник к его губам, и, увидев так близко эти внимательные глаза, тут же растеряв всю храбрость, отпрянул. Тошио ничего не сказал, только погладил его по голове и, притянув за затылок, прижал к себе. Каменаши обнял его одной рукой, переплетая пальцы другой с его пальцами. Он тогда думал, что они не расстанутся никогда. Друзья, братья… любовники. Казуя до сих пор краснел и смущался, когда думал об этом, или когда мысленно называл Тошио так. Долгими ночами они прижимались друг к другу и шепотом делились своими мечтами. Двое напуганных мальчишек в темноте.
Каменаши не знал, любил ли он Тошио, или может это была привязанность, но в любом случае он испытывал к нему теплые, глубокие чувства. Его это пугало. Любовь - это лазейка в его прочной броне, маленькая щель, в которую когда-нибудь да пройдет ядовитая стрела.
И вот он топтался на пороге, не решаясь ни выйти, ни вернуться. Наконец, Казуя быстро шагнул к спящему и легко поцеловал в висок, а потом так же стремительно отскочил обратно к двери.
- Прости, Тоши… Прощай.
Казуя, боясь передумать, неслышно отодвинул перегородку и выскользнул в коридор. Торопливо скрутив длинные волосы тугим жгутом и заколов их шпильками, он бесшумно пошел по коридору.
Длинный дом был построен в форме неправильной, словно «разорванной» буквы «П», так как в середине, где две параллельные галереи поворачивали и должны были соединиться, просто был еще один выход из дома, делящий его на две равные части. Обычно по утрам мальчишки пользовались именно этим выходом, чтобы как можно быстрее добежать до площадки к построению - ведь последнего, кто появится, ждало наказание. А помещение, где они спали, фактически представляло собой две длинные казармы. Между ними – внутренний двор для утренних занятий, позади – крытый зал для тренировок, но сюда пускали только тех, кому уже можно было доверить холодное оружие, а не бамбуковый меч.
Каменаши, прислушиваясь к своему дыханию и всем шорохам вокруг, прошел по коридору и спустился по ступенькам, как делал это сотни, даже тысячи раз за последние девять лет. Наступив на мелкую гальку, он чуть слышно зашипел сквозь зубы, хотя и понимал, что сейчас для него обувь - это излишняя роскошь.
Чем дальше он отходил от Длинного дома, тем тяжелее давался каждый шаг. Он всей душой ненавидел Юудай, но все же это был единственный дом, который он знал, который помнил. Он любил и ненавидел все здесь: эти дорожки из острых камешков, песок на площадке, который за годы, кажется, впитал целое озеро пота, темные деревянные полы зала, даже воздух. Казуя мечтал больше никогда не видеть этих стен, но с трудом мог расстаться с ними.
Прокравшись вдоль тренировочного зала, Каменаши оказался около кухни и, поблагодарив богов за то, что ее не закрывают на ночь, осторожно проник внутрь. Днем, когда кухня была полна народа, окна обыкновенно бывали распахнуты настежь, но на ночь их закрывали ставнями, и от того в помещении было очень темно, окружающие предметы казались густо-черными. Но Каменаши часто бывал здесь во время дежурств и потому неплохо ориентировался, к тому же умение видеть в темноте вырабатывалось годами. В Юудае серьезно относились ко всем тренировкам.
Казуя на ощупь нашел на верхней полке маленький ключик и, опустившись на корточки, отпер небольшой люк в полу, немного пошарил рукой, достав оттуда еще один кулек, спрятанный совсем недавно. Каменаши, связав два узелка вместе, тихо покинул кухню.
Каменаши прикинул, сколько времени прошло с полуночи. Выходило, что почти час. Он направился дальше – к оружейне. Высокий большой дом под двускатной крышей - единственное строение в форте, которое запирали на большой висячий замок. Казуя был совсем рядом, когда услышал шаги часового. Он метнулся в сторону, в тень конюшни, и, прижавшись спиной к стене, затаился. Сердце бухало внутри, и ему казалось, что звук этот может привлечь внимание солдата. Он словно от боли прижал руку к груди, даже дыхание затаил. Если его обнаружат, то всему придет конец. Конец всему, всем планам. Солдат остановился совсем близко. Казуя еще больше вжался в стену, будто надеясь раствориться в ней.
«Ну, давай же, уходи!» – мысленно воскликнул он. Часовой помедлил еще немного, и, наконец, двинулся дальше.
Все снова стало тихо. Каменаши бесшумно добежал до оружейни, вынул из волос два острых когая, радуясь тому, что он не самурай, и ему не обязательно брить голову. Он вставил шпильки в замок, и вскоре раздался тихий щелчок. «Какая ирония, - подумал он, - сбежать, используя то, чему научил меня Юудай».
Каменаши обежал взглядом подставки с оружием, прикидывая, что ему может понадобиться. Ряды длинных копий – яри и двухметровых мечей – нодати, стойка с луками и арбалетами, небольшие мечи – вакидзаси, предназначенные для харакири. Каменаши нерешительно протянул руку к катане - гладкие деревянные ножны приятно холодили ладонь. Казуя приладил их на пояс. Еще из оружия он взял обычный нож. Такая экипировка показалась бы бедной для самурая, но ведь он не самурай. Казуя улыбнулся.
Вдруг он увидел прямо перед собой силуэт человека. Казуя почувствовал мгновенную слабость в ногах.
- Уходишь? – он узнал голос Тошио и, задышав свободнее, кивнул, подходя ближе.
- Всего год осталось подождать… тогда мы бы могли уйти вместе. Не прячась…
- Ты же знаешь, что это не правда, - Каменаши дотронулся до его рукава. - Они никогда нас не отпустят. А я устал… Не уговаривай меня остаться.
- Но я без тебя не могу.
- Неправда, ты сильный. Гораздо сильнее меня. Если кто и протянет здесь еще год, так это ты. А я… я не могу. Я задыхаюсь!
Голос его сорвался.
- Мне кажется, что стены сдавливают меня, как клетка. Мне не хватает воздуха, он словно отравлен.
- Казуя, посмотри на меня. Посмотри! - Тоши наклонился и поцеловал его в уголок рта. - Береги себя, ладно?
Каменаши прижался к нему, будто впитывая его запах и запоминая ритм сердца.
- Я знаю, - Каменаши догадывался, что юноша в этот момент улыбнулся, и сожалел, что не может увидеть его улыбку в последний раз, - я знаю, мы встретимся вновь. Просто подожди меня, хорошо? Не влюбляйся ни в кого.
Казуя сжал его пальцы на прощание и шепнул:
- Обещаю.

Он ловко взобрался на крышу оружейни и, балансируя, пробежал по коньку. От свободы его отделяли пара метров и высокий частокол. Казуя ловко преодолел преграду и бесшумно приземлился уже за пределами школы. И словно его вдруг накрыла гигантская волна и гейзеры забили вокруг. Каменаши почти физически почувствовал свободу вокруг себя - ее вкус оставался у него на губах, на языке. Позади остались оковы стен, а впереди ждал бескрайний океан трав, а за ним - темная лента реки. Нет больше гнетущей тишины, воздух наполнен тихим шелестом, похожим на перешептывания. Каменаши вздохнул полной грудью. Ему так хотелось раскинуть руки, упасть на траву и не двигаться целую вечность, слиться с природой. Но он заставит себя сделать шаг, другой, идти все быстрее - ведь до рассвета оставалось всего несколько часов. Потом надзиратель обнаружит, что один из учеников пропал. Казуе нужно было уйти как можно дальше.
Четверть часа спустя он оказался на берегу реки. Речушка была узкая и неглубокая, но каменистая. Каменаши последний раз оглянулся на форт. Словно ради него на пару мгновений облака разошлись, и луна осветила его «дом». Юноша постоял, зарываясь пальцами ног в мокрый прибрежный песок, а затем шагнул в ледяную воду.

Глава 1. Побег

Глава 1.
Гулко ударили в колокол, густой звук разнесся по дворцу. Татсуя поморщился и полусонно что-то пробормотал, перевернулся на другой бок, поглубже зарывшись в одеяла, и попытался снова заснуть. Но колокол не затихал, а наоборот, казалось, звучал все громче и громче. И вдруг, словно достигнув пика, звон резко, как-то нелепо всхлипнув, оборвался.
Татсуя обнял подушку руками, но сон не шел, что-то тревожное, связанное с этим звоном, билось на дне сознания. Это «что-то» скребло и зудело, не давая покоя. Юноша приоткрыл один глаз. Комната выглядела как обычно, но все же и здесь было что-то странное. Он пристально, до боли вгляделся в окружающий полумрак, и, наконец, понял, чего не хватало. Не хватало слуги, который каждую ночь сидел рядом с ночником, крохотной лампадкой, у входа в спальню. Татсуя сел в постели. Беспокойство внутри него нарастало, и он прислушался. Из коридора донесся неясный топот, кажется, кто-то бежал в его комнату.
- Господин! - пожилой самурай ворвался в комнату, бухнулся на колени и, задыхаясь, сказал, - господин, простите за вторжение и вид недостойный самурая!
Тароматсу остановился, чтобы перевести дыхание. Татсуя быстро оглядел его. Кимоно одето было кое-как, явно в спешке, волосы не убраны, висели нечесаными лохмами, к тому же он был бос. Похоже, и правда произошло нечто ужасное, неожиданное, если Тароматсу-доно позволил себе выглядеть так в присутствии сына сёгуна. Юноша никогда не видел его в таком состоянии.
- Таро-сан, что случилось?! – Татсуя был уже не на шутку встревожен.
- Господин, на замок напали! Враги уже в замке…
- Что?! – Татсуя похолодел; внутри у него мгновенно стало мерзко и страшно, словно в животе спиралью свернулась ледяная цепь.
- Ваш троюродный брат – Токугава Катсуро – с войсками час назад тайно проник в замок, никто не знает, куда они направляются. Скорее всего, они попытаются захватить вас, вашего брата и отца. Меня послали, чтобы сопроводить вас к сёгуну.
- Как же… это? Этого не может быть… – юноша не мог поверить своим ушам, все происходящее напоминало дурной сон.
- Господин, войска Катсуро скоро могут быть здесь, дворец захвачен! Слышите? – Тароматсу подошел ближе и сделал то, чего никогда не позволял себе, даже когда Татсуя был маленьким: он встряхнул его за плечи и с нажимом продолжил: - Вам угрожает опасность, Татсуя-сама! Понимаете?! Одевайтесь, нужно бежать!
- Доно… - растерянно начал сын сёгуна. До его сознания с трудом доходила мысль, что привычный, устоявшийся, уютный мир, его мир рушится прямо сейчас, на глазах превращается в ничто, в руины. Он впал в какую-то странную апатию, безропотно позволив самураю переодеть себя. Тароматсу резко затянул на нем оби (1) , так что Татсуя вздрогнул и будто немного очнулся, но продолжил стоять, как кукла, не шевелясь. Таро-сан нагнулся и одел ему на ноги белые носки – таби.
- Татсуя-сама, - позвал Таро, - нам надо к вашему отцу. Прошу, идемте! Идем!
Нужно было спешить, и только поэтому Тароматсу-доно вновь позволил себе выйти за привычные рамки, сильно потянув господина за локоть, принуждая его идти. Юноша посмотрел на свою руку, затем в лицо самураю и побежал. Уже на выходе Татсуя оглянулся, кинув быстрый прощальный взгляд на свою спальню. В окружающей тьме лампадка была единственным источником света: теплое, желтоватое свечение озаряло привычные предметы. Такая родная ему обстановка: его футон на небольшом возвышении, расписной низкий столик у стены и высокая ваза с засушенными цветами. Юноша поежился и вздохнул.
Они пробежали по темному коридору, ворвались во внутренний двор. Луна, незамутненная облаками, щедро заливала его холодным голубоватым светом. Сколько минут Татсуя провел здесь, просто разглядывая небо или размышляя. А сейчас он вместе с Тароматсу торопливо пересек его, ни на секунду не остановившись.
Татсуя механически переставлял ноги. Ни разум, ни сознание не управляли им, животный инстинкт самосохранения давал силы идти, подгонял в спину. И ему совсем не верилось, что где-то во дворце идет сражение, такая стояла вокруг тишина. Где-то рядом дерутся, кричат и умирают, а он слышит только, как стрекочут в траве цикады, журчит вода, наполняя бамбуковые трубки - еще немного и она перельется через край, и соцу(2) ударится о камни. Они быстро шли по открытой галерее мимо множества пустующих комнат.
- Куда мы идем, - резко остановившись, спросил Татсуя. Может он и испугался, но не утратил разумной подозрительности, - Таро-доно, куда вы меня ведете?
- К вашему отцу, конечно, господин. Поспешим!
- Да, но куда? – юноша сделал ударение на последнем слове. - Где мой отец? И где все войска? Разве в замке нет стражи? Почему мы должны бежать? Я думал замок невозможно взять, пока его защищают люди сёгуна!
- Они и сейчас защищают его, умирая каждую секунду, - Тароматсу приблизился к нему почти вплотную. Татсуя смог разглядеть крошечные морщинки у него вокруг глаз. - В замке всего пара сотен человек! Всех увел Даичи-сама на подавление восстания на севере! Вы беззащитны…
- А мой брат? Как же Акио? Где он? Вы оставите его?! – густая, вязкая паника подобралась к разуму, стала подтачивать его берега, растворяя их солеными волнами.
- За ним отправили другого даймё. Он будет в порядке, Татсуя-сама. Не беспокойтесь. Сёгун ждет вас в главном зале. Пожалуйста, - Тароматсу вновь потянул его за собой, - идемте! Идемте!
Юноша медлил, подозрение закралось в его сердце. Может ли Таро его предать? Как враги проникли в замок, и почему в колокол забили так поздно? Что, если их соберут в главном зале для казни? Разом убить всю семью сегуна – и тогда у Катсуро не будет больше препятствий для установления своего господства.
- Таро-доно, - Татсуя сделал шаг назад, - могу ли я вам верить? Вы все еще преданны своему господину?
- Что вы такое говорите, Татсуя-сама? Я всегда верно служил своему господину! Я был с вами с самого вашего рождения! Пожалуйста, господин, не сомневайтесь! - он вновь подался вперед, хватая юношу за запястье.
- Таро…
- Татсуя-сама, - Таромасту заглянул ему в глаза, - Верьте мне! Мне за вас жизни не жалко! У меня нет своих детей, я все на свете отдал бы, только бы вы жили!
- Таро-доно, - юноша обнял самурай, и это словно придало ему немного сил.
Они заспешили вперед и, повернув за угол, наткнулись на трех самураев. Один, на шаг впереди остальных, явно был главным. Татсуя узнал его - этот человек был приближенным Катсуро и не раз приезжал с ним во дворец. У него была запоминающаяся внешность. Темные, внимательные глаза с густыми ресницами, словно подведенные черным, острые скулы и узкие губы. Он не брил голову, как другие самураи и, кажется, никогда не носил доспехов. У него было лицо очень печального человека, в тоже время очень злого на мир и людей вокруг. Одно не острожное слово могло заставить его вспыхнуть, и тогда не было никого с более острым языком и отточенным мечом.
- Тароматсу, - сказал мужчина, - вот кого послали за мальчиком. Я-то думал, ты давно ушел на покой. Твой сёгун все еще не расщедрился на хорошую пенсию? Отойди-ка в сторону, нам нужен только мальчик - может тогда новый господин пощадит тебя. Хотя, кому нужна такая развалина!
Старый самурай молча вытащил катану из ножен и указал Татсуе на боковой проход.
- Доно, - слабо сказал юноша, бессильно сжимая и разжимая кулаки.
- Идите, господин, со мной все будет в порядке.
Татсуя побежал по коридору, но обернулся, прежде чем свернуть, и бросил взгляд на Таро. Тот резким ударом снизу вверх рассек грудь от плеча до паха одному из противников и теперь отбивался от двух других. Татсуя заставил себя пойти дальше, оставив за спиной крики и звон мечей, и через некоторое время вокруг снова была гнетущая тишина. Он старался двигаться как можно тише, мысленно умоляя высшие силы, чтобы больше никого не встретить. Пробираясь по лабиринту коридоров, поворот за поворотом, Татсуя все же неумолимо приближался к сердцу дворца – главному залу. Повернув в очередной раз, он резко отшатнулся назад. Вдруг вновь ударили в колокол. Татсуя, зажимая уши руками и стараясь преодолеть головокружение, осторожно заглянул за угол. К горлу подкатила тошнота, а лицо запылало, словно он заглянул в раскаленную печь. На полу лежали два тела: у одного было перерезано горло, у другого - бедренная артерия, ярко-красная кровь все еще продолжала брызгать из аккуратных ран. Еще один мужчина, жалобно поскуливая, полусидел у стены, пытаясь запихать свои внутренности обратно в живот. Судя по одежде, он был не самураем, а простым солдатом, не понятно как оказавшимся почти в самом центре дворца. Человек отирал слезы с бледного лица испачканными в крови руками. Татсуя знал, что ему следовало бы облегчить муки умирающего, но он не мог заставить себя подойти к нему. Его мутило от запаха крови. Юноша схватился за угол, чтобы не упасть.
- Иди, Татсуя! Иди вперед! Забудь о том, что видел! Ты же сын великого сёгуна! Давай! Один шаг! – он заставил себя не смотреть по сторонам и медленно, будто в бреду, все еще держась за стену, пошел вперед, - еще шаг!
Он отошел уже довольно далеко, но ему казалось, что отвратительный запах впитался в его одежду, в кожу и волосы, он окружал его, словно рой назойливых мух. И Татсуя продолжал слышать стоны в своей голове, но через пару секунд он осознал, что это ему не мерещится, просто это стонет он сам. Вернее гадко, тоненько скулит и всхлипывает. Юноша потер лицо руками, больно закусывая губу. Ему понадобилось все его мужество, чтобы не забиться в какой-нибудь угол, а продолжить идти дальше.
Наконец, Татсуя оказался у одной из дверей в зал, осторожно заглянул внутрь. Он быстро сообразил, с чем может столкнуться в любой момент, и затаился.
Его отец стоял посреди зала на небольшом возвышении там же, где всегда по утрам принимал просителей. И словно в насмешку там, где всегда склонялись на колени просители, стояли несколько солдат во главе с Катсуро. Татсуя точно впервые его увидел. Как же раньше он не замечал этой властности в его подбородке и линии губ, жестокости в узких глазах!
- Харусада – сан, - начал Катсуро, - все ваши люди убиты. И хотя надежды на ваше благоразумие мало, я все же предлагаю вам сдаться.
- Здравствуй, Катсуро, - как ни в чем не бывало поздоровался сёгун, - не скажу, что рад видеть тебя.
- Замок захвачен, подумайте о своих сыновьях!
- Мы с твоим отцом были так дружны… Интересно, чтобы он сказал, увидев тебя? - Харусада сел на пол, скрестив ноги, как было всегда. Он оставался странно спокойным.
- Знаешь, Катсуро, чем плохи наемники? Они ни за что не пожертвуют собой ради тебя, твоих детей. Никаких денег не хватит для того, чтобы заставить их сделать это.
- Харусада – сан! – Катсуро как-то неловко вытащил меч и наставил его на дядю, - вы обречены, понимаете? Но я не хочу вашей крови, так что просто назовите меня новым сёгуном и сможете достойно прожить остаток старости.
- Ты прав - я обречен. И если ты станешь сёгуном, то и мои сыновья тоже. Но я стар, а сыновья мои сильны и молоды. Ты думаешь, что предлагаешь мне разумный выбор. Думаешь, это дилемма? Выбор прост как никогда. Сейчас моя жизнь не значит ничего.
Катсуро занес катану над его головой. Татсуя взглянул на отца. Он знал, что будь на его месте брат, он бы уже ворвался туда и защитил отца, а Татсуя мог только трястись и сильнее вжиматься в стену. Ему было страшно до дрожи в коленях, до испарины на лбу. Его «заячье» сердечко билось быстро и громко, казалось, его могли найти только по одному этому стуку. Он почувствовал, как по виску стекает капелька пота. Татсуе было тошно от собственного бессилия. Разве кто-то еще может быть столь же жалок?
- Ты сам меня вынудил!
- Если тебе от этого легче. Но кто пойдет за человеком, который на пути к власти не щадит даже своих родных? – сёгун потер сухие руки.
- Ты мне никто, - мужчина опустил меч, - мы родня только по крови. Убейте его!
- Даже не можешь сам исполнить приговор?
Катана со стуком легла обратно в деревянные ножны, и Катсуро вышел. Один из его людей вынул нож и наклонился над сёгуном. Татсуя успел заметить одно короткое движение, и они уже покинули зал.
Юноша сжал ткань своего кимоно и, выждав немного, неслышно вышел из тени. Татсуя опустился на колени рядом с отцом.
- Татсуя, - сёгун зажимал пальцами рану на боку, - Татсуя, ближе.
Татсуя обнял руками голову отца, стараясь сдержать горячие слезы.
- Мальчик, - Харусада улыбнулся алыми от крови губами, - возьми брата и беги к Даичи на север. У него армия.
- Отец… - Татсуя низко опустил голову, не в силах взглянуть в бледное лицо отца. Красная струйка побежала у того изо рта. Горячая капля упала юноше на руку повыше запястья, он вздрогнул, как от ожога.
- Слушай... Я всегда хотел видеть сёгуном своего сына. Сёгуну нужна поддержка. Мой друг… - он остановился на мгновение, собираясь с силами, - Акихиро… у него есть дочь. Мы давно хотели, чтобы наши дети поженились. Он поможет. Ради дочери… на все…
- Отец, пожалуйста, мы еще можем спастись. Не оставляй меня! Пожалуйста! Ты не можешь… только не сейчас, - Татсуя прижался лбом к его плечу. Харусада слабо погладил его по волосам.
- Не время плакать, сын. Беги. Передай Даичи мои слова: «Для хорошего правителя не достаточно быть хорошим воином, не достаточно чести и смелости, нужно еще быть мудрецом и политиком». Ему этого не хватает.
Татсуя сжал его руку, с каждым мгновением становящуюся холоднее.
- Татсуя, обещай, что ты и твои братья не забудете о мести! Обещай, что сын Харусады Токугавы обязательно будет сегуном!
- Я обещаю, отец, обещаю!
Харусада улыбнулся в последний раз и закрыл глаза. Через минуту он был уже мертв. Татсуя обнял отца за плечи и дал волю слезам. Отец ни за что бы не одобрил такого, но юноша ничего не мог с собой поделать. Слезы обжигали щеки, а он все всхлипывал, задыхаясь от бессилия. Ему было горько, что он так слаб и не cмог защитить отца, но еще более мерзко ему было от того, что гораздо сильнее он жалел себя. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, потерянным и одиноким, ему хотелось спрятаться в тесную, темную пещеру, затеряться горошиной в скалах, и больше никогда оттуда не вылезать.
Татсуя не знал, сколько он просидел над телом отца, но очнулся он, когда кто-то потряс его за плечо.
- Татсуя-сама! – юноша обернулся и увидел Таро. Тот, чуть шатаясь, бережно прижимал раненую руку к груди, кимоно его побагровело от крови, на щеке под глазом был глубокий порез. Старый самурай смотрел на юношу очень внимательно, словно выискивая в его лице признаки чего-то. Может, безумия?
- Господин, нам пора. Пока люди Катсуро не вернулись. Они сейчас обыскивают замок.
Татсуя только помотал головой. Он не хотел оставлять отца, и пусть это лишь тело, но, не смотря на все обещания, он готов был лечь рядом, чтобы вместе с ним отправиться в страну снов. Он слишком слаб для всего этого. У него не было сил сражаться.
- Татсуя-сама! – Тароматсу поднял его подмышки и поставил на ноги. Юноша оттолкнул слугу, порываясь вновь обнять отца, но самурай не позволил. Таро-доно, крепко держа его за запястье, поволок за собой.
- Отпусти, отпусти меня! – тонко воскликнул Татсуя.
- Харусада-сама сказал вам бежать!
- Я не хочу бежать! Не хочу ничего! Это не для меня! Даичи все сделает сам, а я…
- Что вы говорите?! – самурай посмотрел на него в упор, и юноша съежился под этим суровым, презрительным взглядом, но пошел вперед. Самурай потащил его прочь из зала.
И вновь коридоры, переходы и лестницы. Тароматсу продолжал прижимать поврежденную руку к груди, бледнея с каждым шагом: похоже, что рана оказалась более серьезней, чем думал Татсуя. А он снова не понимал и не знал, что ему стоит сказать или сделать. Беспомощный и бесполезный ребенок, что рос как нежный цветок в саду, за которым всегда ухаживал внимательный садовник. Но внезапно он вспомнил о том, о ком совсем позабыл. О том, о ком непростительно было забывать.
- Акио, - Татсуя замер, - мы забыли про Акио. Его не было в зале и… Где он? Где он, Таро-доно? Где мой брат?!
- Я… - слабо выдавил Тароматсу, - я не знаю. Его должны были привести.
- Я найду его! Я должен его найти! Без Акио я никуда не пойду! Вы… подождите меня здесь.
Татсуя помог самураю медленно опуститься на пол в какой-то темной нише, так что его было почти не видно.
- Я обещал отцу! Я обязан позаботиться об Акио! Ждите здесь.
Татсуя отошел на пару шагов и обернулся, убедившись, что доно надежно укрыт. Он зашагал обратно в глубь дворца.
Замок был устроен так, что представлял собой сложную сеть лестниц, подъемов и спусков, переходов, тупиков, просторных галерей и узких потайных коридорчиков. В детстве Татсуя очень любил плутать по этому лабиринту. Последний раз он сильно заблудился, когда ему было десять. Он несколько часов не мог найти свои покои, но с тех пор уже никогда не терялся. Татсуя хорошо ориентировался во дворце, но сейчас он уже в третий раз проходил мимо одних и тех же самурайских доспехов. Наконец, он, свернув вправо, увидел прямо перед собой знакомую лесенку у входа в сад камней, почти полностью повторяющий тот, что был разбит около его спальни. Татсуя замер, вглядываясь в обступающий его полумрак и прислушиваясь. Но воздух, напоенный ароматами ночных цветов, был тих и неподвижен. Юноша вместо того, чтобы свернуть и обойти сад слева, по периметру, спрыгнул на гальку и медленно двинулся вперед. Там, у входа в комнату, светился небольшой огонек – лампадка, родственница той, которую он оставил в своих покоях. Татсуя подошел к двери почти в плотную и неслышно отодвинул бумажную перегородку, входя в спальню. Он был готов к тому, что увидит - у солдат Катсуро не было причин оставить Акио в живых. Но все же через секунду Татсуе уже очень хотелось развернуться и бежать отсюда со всех ног. Он настойчиво отводил глаза, но все равно запомнил всё, все мельчайшие подробности, словно их выжгли в его памяти.
Стена справа была вся словно «расписана» мелкими красными капельками. Около нее полусидел-полулежал человек, на шее у него был глубокий порез, но о нем можно было только догадываться, так как подбородок убитого покоился на груди. Светлое кимоно было залито кровью. Но умер он, так и не выпустив меча из рук.
Еще двое мужчин находились чуть поодаль. Один все еще сжимал нож, застрявший у него между ребер. На его лице была непередаваемая гримаса боли и удивления. А другой лежал на животе в темно-бордовой луже крови. Голова его была неестественно вывернута назад лицом к входу, так что Татсуя сразу его узнал. Острые мелкие черты лица и глаза, которые даже после смерти оставались такими же холодными и устрашающими. Это был один из даймё его отца. Юноша зажал себе рот ладонью и не издал ни звука
Татсуя прошел вперед и остановился перед еще одной закрытой дверью. Он мешкал. Татсуя знал, что за Акио, как и за ним, послали трех солдат, а если даймё здесь, значит, один из них точно перешагнул через его тело и прошел дальше. Самурай не смог защитить его брата. Пытался, но не смог. Стоя в неизвестности, Татсуя еще мог надеяться, что Акио пощадили, что, может быть, для Катсуро живым он был бы более полезен. Юноша все еще хранил надежду в своем сердце.
Он медленно протянул руку, ставшую вдруг чужой и неловкой, и открыл дверь. Секунду спустя Татсуя резко схватился за косяк, но это не помогло, он мешком осел на пол. Татсуя смотрел на Акио и не узнавал в этом искалеченном маленьком тельце своего жизнерадостного, такого родного брата. Мальчик лежал на футоне, на красном от крови одеяле. Голова нелепо откинута назад, остекленевшие глаза невидяще смотрят в потолок.
- Акио, - прошептал он, подползая к мальчику. Крошечная грудная клетка была будто разорвана на две части, в зияющей ране белели ребра. Детское личико со множеством мелких ссадин на правой стороне, словно кто-то с силой толкнул Акио на пол, было рассечено ото лба через переносицу до подбородка. На половину одетое кимоно разодрано, видимо мальчик вырывался, пытаясь убежать.
- Акио, - вновь позвал Татсуя без надежды на ответ, убирая с бледного лба липкие прядки волос. Он закрыл глаза и сжал маленькую, детскую ладошку в своей. Горячие слезы побежали по его щекам, закапали на покрывало. Татсуя сильно закусил губу, чтобы не взвыть. Внутри у него стало странно пусто, точно кто-то холодной рукой вынул из груди все живое. Черная, всепоглощающая пустота внутри него и вокруг него, и вообще везде. Его словно засасывало в черную дыру отчаяния и боли, непрекращающейся вечной боли. Его не убили, но он умер. Умер изнутри. Его живое, трепещущее сердце продолжало биться, но большей части души уже не было. И проплакав даже тысячу лет он, кажется, не избавится от этого скребущего чувства, похожего на ветер, гуляющий по выжженной пустыне.
Время шло, а Татсуя все сидел. Тело его исчезло, остались только черные, как кружащие вороны, мысли и боль. Он просто не мог заставить себя открыть глаза и вновь посмотреть в лицо Акио. Но ему пришлось это сделать. Перед этим он, отворачиваясь, содрал с футона простыню и осторожно накрыл ею брата. Он завернул его в ткань и бережно прижал к своей груди.
_____________________
1 пояс
2 бамбуковая трубка

@темы: творчество: фанфикшн, Kamenashi Kazuya/Ueda Tatsuya